Как организована
наука за рубежом? Каковы мировые приоритетные направления развития
социально-гуманитарных дисциплин? Мы публикуем интервью руководителя Центра исследования
политических трансформаций Дмитрия Сельцера. Беседовал Иван Назаров.
Дмитрий Григорьевич, Вы не единожды бывали в
разных университетах мира, работали в международных научных проектах в России и
за рубежом, знаете зарубежный опыт. Я читал, что Вы – сторонник создания
интернациональных научных коллективов, изучающих трансграничные феномены. Это
так?
Я, действительно,
считаю, что интернационализация научно-исследовательской деятельности –
важнейшая задача науки. Почему мы всякий раз встраиваемся в международные
научные проекты, финансируемые извне? Насущная задача для России – формировать
мировую научную повестку дня, создавать международные исследовательские
коллективы и проводить кросс-национальные исследования с широким международным
участием. Для российской же науки – это сверхзадача. Это тест на
состоятельность, если угодно.
Вы не преувеличиваете?
Нисколько. СССР после
Второй Мировой войны, говоря откровенно, пропустил НТР, поскольку был закрытой
страной. Или, во всяком случае, не мог сполна воспользоваться плодами
научно-технической революции. НТР предполагает, по крайней мере, свободный
обмен научными идеями. Чуть позже мы пропустили и резкий рывок в развитии
социально-гуманитарного знания. На Западе вовремя поняли, что не только в
экономике и технике дело, а надо всерьез заниматься выработкой логики понимания
общественных процессов. Запад, а позже и Восток стали вкладывать огромные
средства в исследование социально-гуманитарных феноменов и процессов. Мы же
вновь по причине нашей закрытости не могли всерьез воспользоваться их
разнообразным опытом, оттого не просто отстали, а отстали критически. В
1990 гг. занавес пал, но в принципиальных основаниях развития науки ничего
не изменилось. Государство ее не финансировало: не было средств. В
2000 гг. деньги, вроде, появились, но не направлялись в гуманитарную
сферу. Тенденция в последнее время лишь усилилась. Много ли денег вкладывается
в гуманитарное образование и науку? Мне представляется, вряд ли. Много ли
средств государство вкладывает в подготовку гуманитария? Ответ – тот же.
С Западом все ясно. А что происходит с развитием
гуманитарного знания в т.н. незападных странах?
Позволю себе
высказать несколько самых общих соображений о наиболее актуальных тенденциях
развития социально-гуманитарных исследований в Японии, Индии и Китае, где я не
единожды бывал в рамках реализации научных проектов (проведения эмпирических
исследований элит и властных отношений, чтения лекций и выступления на
конференциях). Эти страны в свое время вполне естественно относили к научной
периферии.
Опыт стран Востока по
встраиванию в международные научные сети, определению перспектив развития
собственной науки, уверен, нам очень полезен. И страны Востока, и Россия в
разное, но сопоставимое время переживают схожие процессы (постановки
социально-гуманитарной науки как таковой, преодоления закрытости в ней,
необходимости ведения научного диалога на английском языке и т.д.). Задача во
всех страновых примерах одна – из научной периферии, заимствующей чужие
методологии изучения социально-гуманитарной сферы, превратиться в
производителей этих методологий; и не только методологий, разумеется, но
теорий, концепций, деятельностных практик и пр.
Более того,
знакомство с реальным положением дел убедило меня в том, что Запад в смысле
организации науки сейчас начинается как раз на Востоке. Там заимствованы и,
самое главное, усвоены и переработаны лучшие примеры устройства научной жизни
Запада. На Востоке для организаторов науки, ученых правильное движение в
сторону обретения классической научной состоятельности – повод к немалой и
постоянной внутренней рефлексии. Поэтому они ведут дело, настаивая на
соблюдении определенных научных эталонов, часто – соревнуясь, споря и ссорясь на
сей счет. Известна, например, некая холодность в отношениях между пекинскими и
шанхайскими гуманитариями; причем, последние обвиняют столичных коллег в
несоблюдении общемировых научных принципов, что, на мой взгляд, отчасти
справедливо. Иначе говоря, на Востоке в смысле организации научной деятельности
все делается исключительно правильно; по ощущениям, даже более правильно, чем
ныне на Западе.
И как же там организована наука? Каковы
приоритетные тенденции развития социально-гуманитарной науки в странах Востока?
1. Социально-гуманитарные
исследования всегда носят междисциплинарный характер. Традиционный «набор» –
история, политология и социология. От истории – принцип историзма (явление
рассматривается в развитии, во взаимосвязи факторов и т.д.) и опора на
репрезентативный документальный источниковый комплекс. От политологии –
современная заостренность проблематики; причем в максимально заостренном виде,
ведь наука должна отвечать на актуальные вопросы времени. От социологии –
широкий набор эмпирических методов; чаще всего – с применением опросной
техники. Японские политологи даже говорят, что современная политология в
методологическом смысле дрейфует в поле исторической науки. На Востоке трудно
найти диссертацию, где не было бы широкого междисциплинарного исследования.
Этим они выгодно отличаются от России, где, например, в политической науке
междисциплинарные исследования – большая редкость. Бытуют, главным образом,
диссертации-клоны, где нет ни истории, ни социологии, а звучат лишь общие
рассуждения, не единожды встречаемые в текстах предшественников. У нас доминирует
метод «анализа над анализом».
2. Социально-гуманитарные
исследования всегда выполняются как эмпирические. Каждый ученый должен провести
собственное эмпирическое исследование; и не одно. Второй тезис, собственно,
тесно связан с предыдущим и напрямую от него зависит. Ученый, изучающий
общество и власть, должен опереться на архивные материалы, методы политической
социологии. В России такого, увы, наблюдать почти не приходится. В докторских
диссертациях приветствуется моделирование политических процессов, но не их
глубокое и всестороннее эмпирическое изучение. На Востоке это невозможно. Там
моделированию всегда предшествует многолетнее эмпирическое исследование.
Сошлюсь на одно наблюдение. В исследованиях власти в Китае меня сопровождал по
стране коллега (профессор-политолог одного из ведущих университетов Шанхая),
выступающий в роли организатора опросов и, когда требовалось, переводчика. Так
вот, он в каждом городе Китая старался попасть в архив и поработать там,
демонстрируя образцы научной щепетильности.
3. Социально-гуманитарные
исследования проводятся как сравнительные кросс-страновые. В этом большое
отличие отечественных школ от зарубежных. В редких примерах у нас можно увидеть
такие подходы. На Востоке это явление очень часто. Сравниваются
посткоммунистические трансформации разных стран, определенные секторы экономики
и права, исторические эпохи и феномены, многое другое. Такие подходы
поддерживаются на уровне грантовых программ очень активно.
4. Социально-гуманитарные
исследования очень часто проводятся в составе международных коллективов. Это
явление распространено и весьма продуктивно. Создаются небольшие
исследовательские группы во главе с признанным лидером какого-то специального
научного направления, и группа начинает работать по его методике. В таких
случаях, все понимают, что группа способна дать результат мирового уровня. Мне
выпала возможность участвовать в одном из таких интернациональных коллективов в
рамках проекта «Comparative Research: Major Regional Powers in Eurasia»,
поддержанного Министерством образования Японии. Внутри проекта были выделены 6
направлений. Одно из них, оформленное в исследовательскую группу «Domestic
Politics: Outline», в логике сравнительной политологии изучало элиты, местное
управление и самоуправление, социально-политические расколы в Индии, Китае и
России. Индию и Россию изучали японцы. Китайскую часть исследования по
методике, апробированной когда-то в России, в четырех провинциях КНР провели
два профессора – россиянин (ваш покорный слуга) и японец.
5. Социально-гуманитарные
исследования в большинстве примеров – региональные и кросс-региональные. В
определенном наборе изучаются региональные кейсы внутри одной страны или внутри
разных стран. В любом случае они выполняются как сравнительные. Причем, это
общемировая тенденция (достаточно посмотреть тематику исследований,
поддерживаемых, например, Американским советом научных сообществ или Фондом
Хенкель). Зачастую внутри регионов исследуются субрегиональные «случаи».
Локальные элиты и распределение власти внутри локальных сообществ имеют давнюю
и мощную исследовательскую традицию в США. В Японии такие исследования стали
проводиться с начала 1990 гг. и ныне стали одним из самых мощных направлений
политической социологии.
Убедиться в
справедливости сделанных мною наблюдений можно, например, посмотрев программы
Третьей международной Восточноазиатской конференции славянских и евразийских
исследований «Russia and Eurasia in Post-Financial Crisis Era», состоявшейся в
Пекине (Китай) 27 – 28 августа 2011 г., и Четвертой международной
Восточноазиатской конференции славянских и евразийских исследований «The Image
of the Region in Eurasian Studies», состоявшейся в Калькутте (Индия) 4 – 5
сентября 2012 г. Обращаю особое внимание на формулировку конференции в
Калькутте – «Образ региона в евразийских исследованиях». При этом оговорюсь,
что темы проектов и конференций я давал только с одной целью – для удобства
нахождения материалов проектов и программы конференций в интернете. Посмотрите
и сами убедитесь.
И что же делать нам?
Следовать лучшему мировому научному опыту, видимо.
Заниматься эмпирикой, создавать международные научные коллективы, вводить в их
состав ученых с мировыми именами и финансировать именно такие проекты.
 |
Дмитрий Сельцер
Центр исследования
политических трансформаций centrtsu.ru
Институт
гуманитарного и социального образования
Кафедра
международных отношений и политологии
seltser@yandex.ru
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий